Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[Юрий Зеленецкий]

Извините, выдавливаю тролля.

[santehlit]

Я вздрогнул и оглянулся - на пороге в шубейке с платком в руке стояла моя старшая сестра Люся.
- Идём обедать.
- Отстань, я ёлочку наряжаю.
Высоченный кузнец Михаил Грицай на самый кончик ёлки водрузил рубиновую звезду.
- Без этой вершинки – раскосматится.
И засипел широкой грудью.
- Я жду, - напомнила о себе моя старшая сестра. – За вихры тебя тащить? Могу.
- Ты сама-то зайди, - пригласил её хозяин. – Да на ёлку полюбуйся. У вас такая?
- Не-а. Мы вообще не ставили.
- Вы вечером вместе с Толиком приходите, - пригласила Люда Грицай.
- Ладно. Пошли, - теребила меня сестра.
Михаил Давыдович покачал головой, усмехнувшись:
- Думаю, всё думаю, старость пришла, уж и в землю пора, да что-то не хочется. Вот я и говорю иной раз, куда люди спешат – торопятся, будто бегом бегя дольше прожить можно.
С сестрой спорить бесполезно - я оделся и побежал домой.
Дома было чисто, тепло и уютно, словом, как перед праздником.
Я поел и забрался на широкую родительскую кровать. Вскоре подкрался сон.
… У меня были крылья – огромные, сильные. Я парил высоко над землёй. Подо мной растелилась незнакомая равнина, виднелись вдали горы. Зорко оглядывая безмерные пространства, я увидел берег чудесной реки. Захотелось искупаться. Приземлившись, почувствовал неясную угрозу. Дёрнул с бедра меч и, очертя голову, бросился навстречу неведомой опасности. Подо мной уже резвый скакун, белый плащ вьётся за моими плечами. А со всех сторон, из-за каждого куста, пригорка или валуна в меня направлены стрелы бьющих без промаха луков. Неведомые стрелки. Кто они? Сколько их?…
Проснулся от яркого света в комнате - Люся читала книгу, притулившись к столу.
Было невыразимо приятно нежиться под тёплым одеялом.
Сестра не заметила моего пробуждения и продолжала неторопливо шелестеть страницами. Должно быть, интересная книга. Но куда ей до моего сна!
- Диковинный сон мне приснился.
- Силён ты дрыхнуть. Что ночью будешь делать?
- В гости пойду.
- Ага, иди. Давно уже пора, да как бы не поздно было – на дворе-то уж темно.
Я бросился к окну, и сердце моё защемила обида.
- Проводи, - наспех, кое-как одевшись, захныкал я.
- Отвянь, - дёрнула плечом сестра.
- Я боюсь – там темно.
- Боишься – не ходи.
- Ага, с тобой сидеть останусь.
- Ну, иди… Я посмотрю, как ты вернёшься, если ещё дойдёшь.
И я пошёл, хотя очень боялся ходить по тёмной улице. Ледяной червячок страха осязаемо шевелился где-то на дне моего сознания. Но улица не была такой страшной, какой казалась из окна. В разрывах облаков мерцали звёзды. Луна где-то блудила, и её матовый свет мягко стелился по окрестности. Снег весело и звонко хрустел под валенками. Мороза не чувствовалось, хотя, конечно, он был – не лето же.
Чёрный пёс вынырнул откуда-то на дорогу, покосился на меня, сел и завыл, уткнувшись мордой в небо.
С отчаянным воплем я бросился вперёд - собака с визгом от меня. Мелькнул забор, и я с разбегу ткнулся в калитку грицаевских ворот. Никто меня не преследовал, никто не гнался за мной. Калитка подалась вовнутрь двора, когда я потянул за верёвочку щеколды. Все окна были черны, лишь гирляндою светилась ёлка. Поднялся на крыльцо, прошёл веранду, толкнул дверь. Ни души, ни звука.

[Юрий Зеленецкий]

Извините, троллей надо выдавить из ТОПа.

[santehlit]

- Есть кто дома? – прозвучало мольбой.
- Кто там? – Люда откуда-то из глубины комнат.
- Это я, - сказал я.
- А, Толя, - с улыбкой на губах показалась Люда. – С Наступающим!
- Говорили, ёлка будет.
- Проснулся! Так была уже. Ребятишки были - попели, поплясали, получили подарки и разошлись. Ты где был?
Слёзы сами собой побежали по моим щекам.
Люда покачала головой и вытерла мне нос полотенцем.
- Подожди, я тебя сейчас угощу. Там должно что-то остаться.
- Садись, - позвала она меня за стол, – да разденься ты.
Через минуту я уже уплетал какие-то сладости, запивая их компотом, а Люда сидела на диване, погрузив локоть в подушку, подперев щёку рукой, и ладонью поглаживала голое колено.
- Очень жаль, что тебя не было - детвора так уморительно веселилась.
Ей захотелось меня утешить, но как это сделать она не знала. Ей было шестнадцать лет, и она испытывала ко мне материнские чувства. Наверняка.
- А где все?
- К Батеневым пошли.
Не компот, а настоящий нектар! Я потягивал его с наслаждением. И торт, и печенье с выпечкой - я ещё не всё испробовал. А конфет, какая куча! Мне хотелось остаться, но обида и неловкость не проходили. Заявил, что ухожу.
Людмиле было скучно одной сидеть дома.
- Подожди. Идём, чего-то покажу.
Жуя на ходу, протопал следом за ней в тёмноту спальни. Люда быстро освободилась от платья, а шёлковую сорочку обеими руками лихо вздёрнула на самую голову. Это было непостижимо, таинственно и захватывающе интересно. Сейчас мы будем целоваться и ляжем в кровать, подумал я.
- Видел?
- Ага.
- Что видел?
- Ну, тебя.
- Да нет, смотри.
Манипуляции с сорочкой повторились.
- Видел? Искры видел? И всё тело наэлектризовано – светится.
Я поперхнулся непрожеванным куском. Люда надела платье, включила свет и подозрительно уставилась на меня.
- А ты что подумал? А ну, марш домой! Бесстыдник….
Кто бесстыдник? Я? Ну, люди! Вот, народ! Это в душе, а внешне я был вызывающе спокоен и безмятежно доволен собой. Сколь бы старше и умней не была она меня, всё же оставалась женщиной – куда ей до мужика, пусть даже такого маленького, как я.
Ночью приснился сон. Целый хоровод девиц кружился возле моей кровати. Их не видно в темноте - только шарканье ног и скрип половиц. Потом ночные сорочки птицами взмыли вверх, и обнажённые тела угрожающе засветились из темноты.
Я нырнул под одеяло….

[Юрий Зеленецкий]

Очень интересно!

[Юрий Зеленецкий]

Больше печатайтесь в Дзене. И со временем монетизируете канал, чтобы зарабатывать на нем.

[santehlit]

2

Сегодня самый замечательный день в моей жизни - мы едем покупать телевизор. Вот только проснётся отец, отдыхающий после ночной смены, и сразу поедим. Я взволнован, мне радостно и чуточку не по себе.
Как долго тянется утро. Тревога наполняет сердце - а вдруг отец передумает. Я так ждал этого дня. Сумбурные чувства теснятся в груди – напряжённое любопытство, счастье, страх, надежда, сомнение, нетерпение.
Будто издалека доносится голос сестры:
- А что ты сделаешь, если тебя захотят отлупить?
Я опасливо отодвинулся.
- Не собираюсь тебя бить, просто хочу узнать, что ты делаешь в таких случаях?
Я сунул указательный палец в рот и стал грызть ноготь. Люся вытащила палец из моего рта и посмотрела на руку с обкусанными ногтями.
- Рука как рука. Всё нормально. Скажи, а тебе никогда не хотелось дать сдачи?
Широко раскрыв глаза, я покачал головой.
- Так и будешь всю жизнь козлом отпущения?
Я опустил голову. Палец снова оказался во рту.
- Послушай, Тотошка, - хрипло прошептала она, наклонившись к самому моему уху, - я научу тебя давать сдачи. И когда какой-нибудь здоровенный парень начнёт приставать к тебе, ты покажешь ему, где раки зимуют.
Я вытащил палец изо рта и недоверчиво уставился на неё.
- Ты слышал, как я отлупила Катьку Лаврову? А она ведь старше и больше меня.
Я почтительно кивнул.
- Так вот, я научу тебя, как это делается. Тресь! Тресь! Тресь!
Её кулаки отмутузили воздух.
- Тресь! – тихо повторил я, неуверенно сжал кулак и нанёс слабый удар в пустоту.
- Прежде всего, если кто-нибудь заорёт на тебя, никогда не трусь, не веди себя так, будто думаешь, что тебя убьют на месте.
- Тресь! – я неуверенно ткнул маленьким кулачком перед собой.
- Нет, начинать надо с другого. Может, тебя вовсе и не собираются бить. Первым делом – глубокий вздох, - она глубоко вздохнула воздух и подождала, пока я сделаю тоже самое, - рёбра проступили под моей рубашкой, - а потом орёшь во всё горло: «Вали отсюда к чёртовой матери!»
На её крик в дверях комнаты появилась мама.
- Что вы тут делаете?
Она с тревогой посмотрела на меня. А я поднялся на цыпочки, сжал кулаки, зажмурил глаза, сделал глубокий вздох и заорал:
- Вали отсюда к чёртовой матери!
Потом повернулся к сестре и улыбнулся:
- Ну, как, нормально?
- Люся,… – сказала мама.
- Должен же он, наконец, научиться защищать себя.
Мама остановилась в дверях, словно не зная, что ей делать дальше. Тогда я насмелился, подошёл к ней, выставил перед носом свой маленький кулачок, глубоко вздохнул и пропищал:
- Вали отсюда к чёртовой матери!
Мама покачала головой:
- Дожила…
- Я просто тренируюсь. Это я не тебе сказал.
Мать вытерла нос передником, махнула рукой:
- Чему хорошему, а этому быстро учатся. Лучше б почитали…
- Читать его в школе научат, а вот защищать себя вряд ли.
- Ну, учи-учи, - мать шмыгнула носом и вытерла глаза передником.
- Не собираюсь делать из него задиру, - сказала Люся. – Просто хочу, чтобы он мог постоять за себя. Не может же он прятаться за твою юбку каждый раз, когда кто-нибудь на него не так посмотрит.
Отец проснулся от наших воплей, заскрипел пружинами кровати, поворачиваясь на бок, сказал:

[santehlit]

- Вот сподобилось Всевышнему девицу наградить мужским характером, а парнишку наоборот. Послушай меня, сынок. Твоя сестра права, но только отчасти - на каждого драчуна всегда найдётся ещё более сильный соперник. Я научу тебя не бояться никого и ничего. Надо только понять, что такое страх. А это то, что движет нами. Всё на свете держится на нём. Дисциплина и подчинение зиждутся исключительно на страхе. Основы закладываются с детства. Страх перед материнской руганью, перед отцовской поркой, перед упрёками друзей. Страх перед учителем, перед наказанием, боязнь плохой отметки, провала на экзамене. Потом, когда ты взрослый – страх перед начальством, от которого зависит твоя премия и карьера. Страх перед кознями коллег или врагов. Страх перед войной и смертью. Верующий боится ада, неверующий – ошибок. Страх перед болезнью, болью, старостью, одиночеством, непониманием, милицией, психушкой. Страх проходит через всю нашу жизнь. Вообще, она им только и держится. Страх перед тюрьмой заставляет уважать законы. Так было всегда, во все времена. А теперь запомни - когда, как говорит твоя сестра, кто-нибудь не так на тебя посмотрит, ты подумай о том, как многого боится он. И тебе станет легче смотреть ему в глаза. И ты ударь его – нет ни кулаком, словом ударь в самое уязвимое место. И если ты правильно определишь его уязвимое место, и правильное найдёшь слово, увидишь, как побледнеет твой враг, испугавшись, и побежит прочь, сломя голову.
Я задрал вверх подбородок и вызывающе посмотрел на сестру: словом бить куда как интересней - что скажешь?
Люся отмахнулась:
- А ну тебя – не в коня корм.
Знаменательный день для меня! И самый обычный для миллионов других людей. Один день из многих. Зимний, серый, скучный - приближающий их к старости. Отцу, конечно, до старости далеко - он отдохнул и теперь энергичен, весел, деятелен. Мы выходим из нашего дома на тихой окраинной улице. На остановке приходится подождать. Появляется автобус, мы садимся. Через несколько остановок въезжаем в Южноуральск. За обледенелым окном – люди куда-то спешат, бестолково суетятся, словно муравьи. Городская суматоха, наполненная своими делами и заботами. В автобусе сплошь угрюмые неприветливые физиономии. Разговоров не слышно. Ни улыбок, ни оживления. А мы-то едем покупать телевизор!
Белесое солнышко, будто ему лень светить, с трудом пробивается сквозь серую мглу. Отец смотрит в окно и молчит о чём-то своём. Можно немного помечтать. Я представил старинный город, о котором читала вслух сестра. На улочках возле рубленных из крепчайшей лиственницы домов и лавок толпятся казаки, служивые люди, охотники. Подгулявшая компания дразнит у кабака привязанного цепью медведя. К воеводскому дому тащат мужичонку в латанном кафтане. На гостином дворе покупатели прицениваются к сыромятным кожам, соли, охотничьим припасам, ножам, алым сукнам, свинцу, котлам из красной меди, бисеру. Много всякого добра в пограничном городке. Народ тут лихой, предприимчивый, видавший виды. И то сказать – что делать в городке на границе Великой Степи ленивым изнеженным боярским сынкам? Ведь, пока доберёшься сюда – натерпишься и горя, и напастей. Это люди своего жестокого века. Они открывают новые земли, торгуют, воюют. Врагов у них не меньше, чем друзей. И свистят в лихой час оперённые стрелы – и падают казаки на дикую землю…. В воздухе носится аромат новогодних апельсинов….
Ага, прокол! Откуда в старинном таёжном городе южные диковинные фрукты? Может, царь воеводе своему в подарок выслал? У царя-то, небось, были. Я вздохнул - вот так соврёшь, и не поверят. Ну что ж, перенесёмся мысленно в страну апельсинов. Вижу ясно - берегом реки жарит по песку кучка людей. Бегут и оглядываются. Вслед из густого тростника несётся львиный рык. А впереди-то крокодилы!
Вот бы их сюда. Что б тогда творилось в славном городе Южноуральске, а? Да и в автобусе стало б попросторней, если б из-под сиденья - хвать за ногу! - аллигатор. Может порычать тайком: шибко скучные физии у горожан – пусть немного порезвятся. И почему у нас нет таких свирепых хищников? Чем наши берёзы, хуже пальм?

[santehlit]

Пацаны мне не поверят, что в автобусе на нас напал крокодил и многих проглотил. Откуда, скажут, быть здесь крокодилам в разгар зимы? А вот если бы по улице промчалось стадо слонов, тогда не только люди – машины шарахнулись в стороны, забились по дворам и углам. Это тебе не пешеходов давить – со слонами шутки плохи.
- Пап, а ты мог бы стать капитаном? – спросил я, теребя его за рукав.
- Ке-ем? – в изумлении переспросил отец.
- Да капитаном на корабле.
- А почему бы нет? Не представился случай, а то б попробовал.
- А я буду.
- Ну и молодец. Хорошая работа – много платят. Ну, и уважение конечно.
- Не, я не для денег - путешествовать люблю. Или вот, скажем, на лошади – тоже интересно, всё лучше, чем пешком.
- Про верблюда не забудь, - усмехнулся отец. – Корабль пустыни.
- Школу закончу, - заявил я, – пойду на путешественника учиться. Или сразу, без школы…
- Нет, без школы не возьмут, – на полном серьёзе сообщил отец. – Без школы сейчас только в дворники.
Как мучительно осознавать недостаточность своих знаний! К сожалению, сестра не хочет учить меня читать, говорит – в школу пойдёшь и научишься. До школы далеко. Без книг, где набраться знаний? Ах, да! Ведь мы же едим покупать телевизор! Держитесь, моря и острова – все тайны мира буду знать! Да здравствует телевизор! Но сколько ж можно ехать, пора бы уж.
Нет, капитаном всё же лучше быть. Я б научился курить трубку. А как чудесно плыть по воде мимо неизвестных берегов! Встречи со штормами, стоянки у берегов чужих стран, знакомство с чудесами тропических морей. Сколько себя помню, всегда мне грезились синие дали и белые паруса, тропические пальмы и свирепый рёв шторма. Мне казалось, я знаю, как пахнет смола и пеньковые канаты….
За окном автобуса мелькают кирпичные неопрятные здания. Множество людей мельтешат между ними. Многие из них – воры. Отец говорит, что воришками, как и товарами, город щедро снабжает наш посёлок и район.
Как прекрасна жизнь, между прочим, и потому, что человек может путешествовать! Весь свой век прожить среди этих серых стен, этих людей… Бр-р-р!..
Наконец покинули автобус и вошли в невзрачный дом, в такую же квартиру. Отец с хозяином телевизора долго крутили его ручки. Отец задавал бесчисленные вопросы, а мужик нудно отвечал. Наконец на тысячи вопросов отвечено, все подробности настройки телевизора усвоены, и начались торги, такие же долгие и нудные, и мне всё больше казалось – бесплодные.
Пока отец вёл переговоры, я не спускал с экрана глаз. Там какие-то мужики разгуливали по городу с петухами под мышками. Вот клоуны! А потом петухов стравили для драки - самим, небось, лень.
Переговоры отца с хозяином закончились тем, что последний попросил, как можно скорее покинуть его квартиру. Что делать? Решил вмешаться.
- Жаль, что у вас нет петуха. У нас есть….
Спорщики, как по команде, уставились на меня. Потом хозяин взглянул на экран и всё понял. Расхохотался:
- Чёрт с тобой! Твоя взяла - согласен, но только ради вот этого смышлёныша…

Итак, у нас в доме появился Телевизор. Не сказка и не выдумка. Единственный на всю улицу. Сильно и радостно билось моё сердце. Надо было видеть, каким я ходил гордым и как свысока посматривал не только на сверстников, но и на ребят постарше. Сколько радостных, восторженных минут пережил у его голубого экрана. Сколько новых прекрасных мыслей открыл мне мой светящийся друг. О, как он умел рассказывать даже о самом скучном! Знали бы вы, какие увлекательные сюжеты рождались в моей голове!

[santehlit]

Например, из документального фильма об истуканах острова Пасхи! А в благодарных слушателях недостатка не было.
Великие перемены с появлением телевизора произошли в жизненном укладе нашего семейства. Все соседи, от мала до велика, стали относиться к нам с величайшей почтительностью. Вечерами у нас собиралась внушительная толпа зрителей. Рассевшись, кто, на чём смог, многие просто на полу, живо комментировали увиденное.
- Спасайте! Утоп!
- Ах, ты, грех какой!
- Гляди-ка, выплыл!
- Где? Верно. Вот это, называется, повезло! Посмотрите – целёхонек!
А сосед дядя Саша Вильтрис как заорёт:
- Он жив! Ура! Ура!
И полез обниматься. Ну, как на стадионе. Увлёкся мужик. На правах хромого он садился, развалившись, в одно из двух наших стареньких кресел.
Иногда это смешило, чаще – надоедало. Тогда отец вставал и решительно выключал телевизор.
- Комедия окончена, артистам надо отдохнуть.
Гости нехотя расходились. Кто-нибудь предлагал поиграть в картишки, с надеждой, что экран засветится ещё раз.
Надо ли говорить, что все зрители, и дети в том числе, были просто влюблены в прелестных дикторш - просто души не чаяли.
Вот как-то одна заявляет:
- Этот фильм детям до шестнадцати лет смотреть не рекомендуется.
Отец покосился на Люсю и её подружку Нину Мамаеву.
- Для вас сказано.
- А чего его не гонишь? - фыркнула сестра, ткнув в меня, примостившегося у отца на коленях, пальцем.
- Он ничего в этих делах не понимает, - усмехнулся отец.
- А там ничего такого и нет, - вмешалось Нина. – Я этот фильм в кинотеатре видела.
- Какого такого? – обернулся отец.
- Ну, такого… Вы знаете.
- Я-то знаю. Вы откуда знаете? Ох, девки, девки, как быстро вы взрослеете – беда, да и только.
Я украдкой показал сестре язык и кивнул – вали, мол, отсюда. А потом пожалел – ах, как бы ни поплатиться.