Клуб любителей исторической прозы

[Юрий Зеленецкий]

Замечательно!!!

[santehlit]

- Меня не прогонит?
- Не знаю.
- Пойдём, спросим.
Мы прошли на окраину свалки к бетонному доту канализационного колодца.
- Эй, Шаман! – крикнул я в тёмный люк. – Новенький просится.
Пыхтя и щурясь на солнце, из люка, опираясь на руки, выползла половина туши Шамана:
- Который? Откуда? Надолго?
Они смерили друг друга взглядами.
Странная метаморфоза случилась с моим спутником. Перед Шаманом стоял не вежливый проситель, обратившийся ко мне десять минут назад - у колодца крепко попирал землю широко расставленными ногами уверенный в своей божественной сущности Князь надменностью равный Шаману, а то и превосходящий его.
- Ну-ка, выйди дорогой, - со зловещим пришепетыванием сказал он.
Не могу сказать точно, сколько мгновений или столетий длилась эта иерархическая дуэль, но, в конце концов, Шаман покорился, молча выполз из жилища, с трудом поднялся на отёчные ноги. О чём они говорили, я не помню. Разговор катился мимо меня. Да и был ли это разговор? Шаман лез в бутылку, и Князю оставалось только закупорить её.
Сильным ударом он сбил с ног моего квартиродателя и приказал:
- Убирайся и живым на глаза мне не попадайся!
Маска сонной надменности исчезла с лица Шамана, он ползал в пыли перед колодцем и клянчил, прихныкивая:
- Отдай одеяло, отдай одеяло - у меня простужены ноги.
Князь, обшарив углы, высунулся из люка:
- Ты не заразный? Ну и проваливай, пока я тебе шею не свернул.
Мне уж тут делать было нечего, да и в эту минуту я заметил, что какая-то тёмная фигура замаячила на гребне свежей куче, той самой, где я встретил Князя. Должно быть, кто-нибудь из стариков решил под шумок попользоваться моим добром. Я подобрал палку и кинулся отгонять.
С этой кучей мне повезло - отбросы были из столовой. Я сам наелся и ещё набрал полное ведро всякой дряни. Пообедать ещё можно, но к вечеру всё это безвозвратно протухнет. Пошёл к юродивому меняться.
Ирод сидел перед шалашом и что-то чертил палочкой в песке. Рядом лежал Шаман, густая пена стекала из его ощеренного рта. Узнав, что у меня в ведре, стал клянчить.
- А ночевать пустишь? – издевался я.
Шаман прохрипел, закатив глаза:
- Умирать будешь, сука, близко не подойду.
Ирод постучал куском железа по подвешенному на берёзе рельсу, созывая стариков на торги. А я краем глаза следил за Шаманом, затылком, всей кожей видел его хищное лицо - большое, круглое, с пухлыми щеками и маленькими глазками. Оно нависает сзади, и от него не уйти.
- Дай мне пожрать, татарская рожа!
Шаман знает, сейчас соберутся старики и за бутылки, булавки, прочую дребедень купят у меня ведро и сожрут всё без остатка. Превозмогая боль, он встаёт на подламывающиеся слоноподобные ноги и надвигается на меня.
Мы дерёмся. Он сильный, а я вёрткий. Кровь течёт из разбитой губы Шамана. Вокруг нас волнуются старики и юродивый. Зияющие рты, бешенный огонь глаз, пылающий жар дыханий, хриплые крики:
- Бей! Бей!
Шаман остановился, покачнулся и упал. Он бессильно закрыл глаза, капля крови дрожит на подбородке.
- Сдохни, падла! – крикнул я торжествующе.
Старики затихли, подозрительно косятся на меня, боятся, что на свалке произошла смена власти - к Шаману-то привыкли. Они ещё не знают о новеньком.

[Юрий Зеленецкий]

Замечательно!!!

[Юрий Зеленецкий]

Жду продолжение!

[santehlit]

Богобоязненный старик Егор Иванович встал над поверженным и, как над покойником, стал читать молитву:
… - душу вечную, ничтоже сумящуюся…
Я подошёл сзади и положил руку на его плечо. Старик вздрогнул и отпрыгнул в сторону, испуганно глядя на меня.
В этот миг я забыл о Князе и вообразил себя владыкой свалки. Я вспомнил, как остался без работы, без квартиры, как скитался по чердакам и подвалам, как оброс бородой, исхудал, и в глазах навсегда прижились пришибленность и лихорадочный блеск. Как однажды чуть не попался на воровстве, и потом брёл на юг лесами, прячась от людей, и наконец добрался до этой свалки. До отвала наелся отбросов, расправил грудь, вздохнул с наслаждением зловонный воздух - здесь не было никого, здесь некого было бояться. Какая тишина, какое раздолье, и как приятно смотреть на горы хлама, таящие в себе несметные сокровища. Душа моя пела. Я открыл собственный Клондайк!
Накрапывал дождик. Я искал укрытие, когда наткнулся на бетонный колодец, будто лежащий на боку танк. Из люка высунулся опухший мужик и прохрипел:
- Место занято.
Я отпрянул испуганный, присел на корточки, с тоской ощутил плети ослабших рук:
- Простите.
С трудом ворочая обрюзгшим телом, толстяк высунулся дальше. Сдавленное, давно забытое участие проступило в его глазах сквозь накипь конъюнктивита:
- Жить негде?
- Негде, - кивнул я головой.
Толстяк подумал, шевеля растопыренными пальцами.
- Оставайся у меня, - сказал, глядя в сторону.
- Спасибо, - поблагодарил я и полез следом в люк колодца.
Мы сели на грязное, рваное одеяло.
- Здесь сплю, - сказал толстяк, махнул рукой на лаз. – Туда есть хожу. Вообщем, место хорошее, спокойное - ни ментов, ни людей. А здешние – старики да пацан чокнутый, лечиться ко мне ходят. Оставайся, живи, будешь хавчик мне таскать…
Из страны грёз меня вернуло в действительность появление Князя. Одним взглядом оценив ситуацию, он сразу же напустился на меня:
- Дешёвка ты, за три копейки нанятая! Я тебя куда послал? Дань собрать. Собрал? Смотри, день проходит, а я ещё ни разу не съездил по твоей татарской роже.
Потом набросился на стариков:
- Чего пялитесь? Ну-ка, вытряхивайте мешки. Татарин, как тебя зовут? Канифкой будешь. Собери барахло. Запомните, граждане бичи, воля ваша кончилась - на меня работать будете. С голоду не подохните, но и жиреть не дам. Таких, - он пнул лежащего Шамана, - в расход, на колбасу….
Юродивый взбесился и перестал что-либо соображать. Он схватил Князя за ногу, причём обвил её и руками, и ногами и завизжал:
- Гавно, подонок, трус! Если ты не уберёшься сейчас отсюда, я отгрызу тебе ногу.
Больше он ничего не успел сказать - Князь ударил его кулаком по голове, а когда мальчишка обмяк, поднял и бросил его на шалаш. Под телом хозяина лёгкое строение обрушилось, всклубив пыль.
- Послушай, Князь, - сказал я. – Ты калечишь своих подданных. Умные люди так не поступают.
- Князь? Это ты хорошо, Канифка, придумал. Отныне я ваш князь, и будь я тысячу раз проклят, если, имея такую свору бездельников, сам буду собирать стекляшки, - пришелец захлопал в ладоши. – Все по местам, за работу. Марш, марш! Арбайтен! Канифка проследи - потом доложишь.
- Дорогой…, – начал было Егор Иванович.
- Я тебе, падла, сейчас покажу дорогого, - взбеленился Князь. – Ты слышал, как ко мне следует обращаться - Ваша светлость. Ну-ка, повтори.

[Юрий Зеленецкий]

Замечательно!!!

[santehlit]

И поскольку старик молчал, размышляя, пришелец подскочил к нему и крепко пнул под зад. Егор Иванович сел, как стоял, будто подкошенный.
Сначала я испугался и силе, и ярости, разом вскипающей в душе этого новоявленного диктатора, но потом вдруг без перехода в глубине души моей что-то хищное оскалилось. Мне захотелось своими руками задушить эту гадину. Я захрипел, затрясся, изо рта потекла слюна. Жажда мщения, жажда крови захлестнули сознание.
Это был, несомненно, припадок. Впервые в жизни почувствовал себя готовым убить человека, затоптать его ногами. Это был какой-то невероятный всплеск жестокости, насилия, жажды крови.
- Я тебя сейчас на куски порву! – зарычал я и с перекошенным от ярости лицом пошёл на Князя.
Он ударил меня ногой в солнечное сплетение. С губ моих брызнула кровавая пена. Я потерял дыхание и упал, корчась, на землю. Память оставила меня.
Очнулся я от тряски. Князь волок меня куда-то - остановился, заметив, что я пришёл в себя.
- Живой?
Он опустил меня на землю, присел рядом.
- А все разбежались. Даже тот, жирный, уполз куда-то, падла, - голос у него был хриплый, но не злой, а скорее жалобный. – Прижились вы тут, как в санатории - пальцем их не тронь. Вам бы чуточку того, что я испытал….
- Вот, Халиф, - он переиначил моё имя в лучшую сторону. – Девушка становится женщиной – это нормально, мальчик мужчиной – тоже, а вот когда из мужика делают девочку – это что? Приходилось тебе терпеть такое?
Мне было хорошо лежать и молчать, но я решил поддержать разговор:
- У нас тут тихо было. Вся эта хренобень с тебя началась.
Князь мимо ушей пропустил мои слова:
- Я, как с зоны откинулся, думал, хватит, завяжу, присмотрюсь, может присосусь куда - доживу остаток дней моих спокойненько. Хрена с два! На работу не берут. Куда не сунусь – смотрят, как на обосранного. Своих, ушлых, на улицу гонят, а я для них – зэк. Как говорил один чувак: «Давно пора, ядрёна мать, пером в России добывать». А я, как фраер, на что-то ещё надеялся. Потом во мне всё закипело от ненависти и бессилия. Слепил скачок да сорвался, в бега бросился, и качусь теперь неведомо куда – немытый, небритый, голодный и злой. На зону тоже не шибко хочется.
- Так что, Каниф, - он расстроился и вновь понизил моё звание, – живут теперь циники да проститутки, а нам, королям отмычек, осталось только взяться за топор.
- Я бомж, - сказал я, - но не ворую, и никогда не воровал.
- Гавно ты на палочке, а не бомж, - отмахнулся Князь, потом приблизил своё лицо. Голос его задрожал, послышались какие-то новые нотки. – Мне сейчас баба позарез нужна. Посмотрю, может ты на что сгодишься. Буду ухаживать за тобой, как за девочкой. Нет в жизни счастья большего, чем это.
Он торопливо начал расстёгивать штаны.
Я испытал много унижений в жизни, знал цену страданиям. Но теперь впервые мне стало страшно жить.
- Князь, - робко сказал я. – Я тебе это не позволю.
- Я насиловал женщин, - рассмеялся он. – Тебя, татарочка моя, загну в бараний рог. Будешь брыкаться - хребет сломаю.
Я знал голод и страх смерти, я ел падаль, от которой шарахались собаки, но никогда не терял уважения к себе. Я не мог ему позволить этого.
- Подожди, Князь, будут тебе девочки, целых две. И жратва будет сносная и курево. У тебя, небось, живот подвело? Только надо на кладбище идти. Не сдрейфишь?
- Я своё, Канифка, отдрейфил. Теперь ни черта ни боюсь. Ну, кажи, где твои девочки.
- К ним с пустыми руками не подъедешь – надо бы бутылочку прихватить.
- Так ты что развалился – я что ль в лавку побегу?

[Юрий Зеленецкий]

Замечательно!!!

[santehlit]

- Не суетись, в лавку не надо, - я с трудом поднялся и пошёл раскапывать припрятанные свои сокровища.
И без того страшно на кладбище ночью, а тут ещё сердце сжимается от навязчивой мысли, что и мне лежать тут скоро, под таким же холмиком. А может, и не захоронят меня, бомжа, бродягу, а бросят под кустом, где смерть настигнет, и растащат собаки косточки мои по белу свету.
Нет, не любитель заходить в такие места полуночной порой, да так уж случилось - пока на выпивку наскрёб, пока мусоровоз приехал…. На вторую бутылку немного не хватило, но водила в долг поверил – вручил. Пока то да сё – стемнело, из леса уже хмарь ночная поплыла. Я бы не пошёл, да с Князем не поспоришь. Пошли.
Лес прошли. Вот она, луна бесстыжая, пялится на землю, и тишина щекочет уши. Только меня сейчас другое щекотало - не прогнал бы Князь из сторожки, пожадничав водки, да не пришлось бы мне одному на кладбище ночью оказаться.
- Что, Канифка, молчишь? – окликнул Князь. – Думай, не думай, как говорила моя бабка, а царём тебе не стать.
Царём-то уж точно, размышлял я - в педерастах бы не оказаться.
- Ты, Канифка, кем раньше был?
- Бухгалтером в колхозе, а что?
- Да ты большой начальник, оказывается, - натужно рассмеялся Князь. – А я – рабочий класс, с самого дна общества. Своим умом в блатняки выбился. Во как!
Голос его задрожал, он умолк. Должно быть, почувствовал, как устал, как намаялся от голода и бессонья, и пожалел себя. Может, дружков своих по зоне вспомнил, которые неизбежно возвращались на нары, покуролесив на свободе год-другой, а то и меньше. И его, сколько не бегай, ждут они, родимые….
- Хлебнём что ль для сугрева? – Князь откусил пробку, опрокинул бутылку в рот, громко глотая. Крякнул, протянул мне.
Что тут раздумывать? На мои кровные куплена. Крутнул бутылку, взбалтывая, приложился, занюхал рукавом. Всё в порядке, крепость есть - в желудке потеплело. В голову чуть ударило – хорошо!
У Князя пуще язык развязался.
- Чего, нехристь узкоглазая, на кресты пялишься?
Как раз к сторожке подошли – небольшому кирпичному строению – жилищу кладбищенского сторожа. Точнее сторожихи. Жила здесь страшно безобразная костлявая старуха. Сначала одна, а потом появилась сестра – вертлявая бабёнка. Иногда мы с ними мен вели. Она всё заигрывала:
- Взял бы, Ханиф, водочки да заглянул на вечерок. Никого так не жду, как тебя.
Вот и дождалась! На стук в дверь зажёгся свет.
- Кто? – раздался визгливый голос сторожихи.
- Я, Ханиф со свалки. Дело есть, пусти.
Дверь открылась, мы вошли, а за спиной ворчала хозяйка:
- Да ты не один. Так и говори, чего дурку гонишь….
Оправляя платье, у кровати стояла её моложавая сестра Вера. Улыбнулась щербатым ртом:
- Пришёл? Чего принёс? Чем соблазнять будешь?
Тут Князь, оттеснив меня плечом, выступил вперёд:
- Насчёт жратвы трофеи слабые, но бутылочку шнапсу найдём.
Он грохнул початую бутылку на стол, присвистнул от удивления, увидев расправленную кровать с подушками:
- Вот бы придавить тут минут шестьсот, раздевшись донельзя и укрывшись одеялом.
Молодуха быстро сообразила что к чему: на столе одна за другой появлялись тарелки с яйцами, луком, печеньем, конфетами и пирожками – всем тем, что можно вырастить на грядке под окном или насобирать на могилках. Князь лип к ней, масляно склабясь, и всё гладил по заду. Я присел на лавку и отвернулся - смотреть на это было противно.

[Юрий Зеленецкий]

Замечательно!!!