Любите ли вы Шекспира?

[Юрий Зеленецкий]

ОСОБЕННО СЕГОДНЯ ЧИСТО Я ПОБРИТ

Особенно сегодня чисто я побрит.
Не нахожу пропущенных на подбородке и на щеках волосков.
Но особенно я горд, что по пониманию Шекспира мне любой в подметки не годится бритт.
Понимание Шекспира слов - "to know a man well were to know himself" - для всех англоязычных в мире недоступно дураков.

https://youtu.be/umn4bgOpaVA

[Юрий Зеленецкий]

БЫЛО ЛИ К КОМУ ЛЕТЕТЬ В.ШЕКСПИРУ?



O Lord, Lord! It is a hard matter for friends to meet…
О Боже, Боже! Как трудно друзьям встретиться…

В.Шекспир



Автор этой заметки не является профессиональным шекспироведом, а потому не знает, сколько времени исследователи и читатели потратили на то, чтобы расслышать созвучие мотивов и настроений в сонете 66 В.Шекспира и в монологе «Быть или не быть» в его трагедии «Гамлет». Поэтому автор не берется даже предположить, сколько еще времени этим людям понадобится на то, чтобы некие мотивы этой же трагедии расслышать в шекспировском сонете 44. Зато из произведений Шекспира автор знает, почему англичане уже века не способны этого расслышать, а по переводам произведений Шекспира на русский язык знает, что мешает это расслышать русским читателям.
На языке Шекспира его сонет 44 звучит так:

If the dull substance of my flesh were thought,
Injurious distance should not stop my way;
For then despite of space I would be brought,
From limits far remote where thou dost stay.
No matter then although my foot did stand
Upon the farthest earth removed from thee;
For nimble thought can jump both sea and land
As soon as think the place where he would be.
But ah! thought kills me that I am not thought,
To leap large lengths of miles when thou art gone,
But that so much of earth and water wrought
I must attend time's leisure with my moan;
Receiving nought by elements so slow
But heavy tears, badges of either's woe.

Автор этой заметки не является и поэтом. Он не способен профессионально передать звучание шекспировских строк на русском языке. Поэтому предлагаемый перевод оформлен им в виде якобы поэтического произведения только для того, чтобы дать еще один повод еще раз вспомнить замечательные строки Е.Евтушенко:

Когда порою, без толку стараясь,
Все дело бесталанностью губя,
Идет на бой за правду бесталанность,
Талантливость, мне стыдно за тебя.

Когда-нибудь талантливый, умный и честный переводчик сонетов Шекспира обязательно появится в России. Пока же приходится ограничиться одной честностью.

Стань мыслью мое тело несуразное,
Я в даль пустился бы, какую бы невесть,
Все мира зло я перенес бы разное
Подальше от пределов, где ты есть.
Пусть нахожусь и сам я далеко,
Не надо мне к тебе идти иль плыть,
Мысль полетит и быстро и легко,
Коль ясно станет, где он может быть.
Но мыслью, что не мысль я, я убит.
Метаться вынужден, когда тебя уж нет,
Я по земле, сам из земли же сбит,
Слезами полня свой досуг и свет.
Медлительное мы и слабое творенье.
И признак бед обеих — нетерпенье.

Начинать разбор этого сонета с первой же его строки психологически, наверное, очень опрометчиво. Ведь всем, везде и всегда так хочется думать и верить, что В.Шекспир имел стройную фигуру и красивое, одухотворенное лицо. Поэтому, если автор начнет с предположения, что в первой строке сонета Шекспир пишет о своем внешнем сходстве с Гамлетом, или, наоборот, Гамлета с ним, то, скорее всего, найти человека, который продолжил бы чтение этой заметки, ему будет не легче, чем Шекспиру того, о ком он в этом сонете писал.

А ведь любой, просто нормальный человек не будет сомневаться в том, что родственники и друзья В.Шекспира не допустили бы поместить над его могилой изображение, в котором Шекспира совершенно невозможно было бы узнать. Эти люди не будут сомневаться и в том, что издатели Первого фолио, для которых уже В.Шекспир был гением, не поместили бы в этом издании карикатуру на него. При этом оба упомянутые изображения совсем не во многом отличаются друг от друга. На оба эти изображения похож и портрет Шекспира, помещенный в издании его сонетов 1640 года.

И именно для таких людей автор продолжает, переходя к моменту, более чем очевидному.

Слух каждого нормального человека не может не терзать, а глаза не может не резать несоответствие местоимений, употребленных Шекспиром в шестой и восьмой строках этого сонета. И если у такого человека хватит терпения, он обязательно поймет, что таким образом Шекспир твердо указал на пол человека, встречи с которым он так жаждет.

Поэтому неверны переводы этого сонета, выполненные не только Н.Гербелем, выдумавшем какую-то «царицу», или С.Епифановой, игриво написавшей об «ожидании сладостных утех», но и всеми другими переводчиками, допускающими двусмысленности в этом отношении.

У самого Шекспира здесь двусмысленность заключается в другом — в реальности существования человека, местоположения которого он, вообще-то, не знает. К тому же, как это следует из десятой строки, не знает он и того, существует ли этот человек вообще.

Оба эти обстоятельства Шекспир выразил в «Гамлете» следующими словами.

…благословен,
Чьи кровь и разум так отрадно слиты,
Что он не дудка в пальцах у Фортуны,
На нем играющей. Будь человек
Не раб страстей, — и я его замкну
В средине сердца, в самом сердце сердца.

Он человек был, человек во всем;
Ему подобных мне уже не встретить.

(переводы М.Лозинского)

Короче, иначе эта заметка никогда не закончится, в сонете 44 В.Шекспир написал о своей мечте найти, встретить настоящего человека, друга, единомышленника.

Автор берется предположить, что такой человек был. И был он не только современником В.Шекспира, но и даже жил, даже по меркам того времени, совсем не на краю света. И главное, он, как и В.Шекспир, сказал то, что после него уже никто и никогда не говорил, и, похоже, никогда уже не скажет: «Высшая мудрость — знать самого себя». Сказал эти слова Г.Галилей. И можно предположить, что он не отказался бы встретиться с человеком, этой мудростью овладевшим, то есть с В.Шекспиром.

Соответственно, и В.Шекспир, в сонете 11 указавший, в чем «живет мудрость», а в сонете 123 (для тех, кто не только знает, но и понимает английский язык) указавший на свое знание самого себя, которое останется с ним («ever») на века, не мог бы не радоваться встрече с человеком, понимавшим все значение этих знаний. Главное же, во время этой встречи Галилей обязательно бы объяснил Шекспиру, почему люди не могут его понять.

Безусловно, все написанное в этой заметке не бесспорно. Сомнению может быть подвергнута уже трактовка ее автором первой же строчки сонета 44. Ведь написал же Шекспир в первой же строке сонета 85 о своей «косноязычной Музе», что не совсем соответствует действительности. А того, что последнюю строку сонета 44 автор перевел недостаточно точно, автор и сам не отрицает.

Бесспорно здесь только одно. Если бы В.Шекспир встретился с подобным ему человеком, то говорили бы они только об одном — как найти третьего.

[Юрий Зеленецкий]

БАТЯ И СОНЕТ 66


- Батя, вставай!
- Леха, отвали! Ты же видел, что было вчера!
- Ну, батя! Сочинение надо сдавать уже завтра! Опять будет двойка!
- Да иди ты…к маме! Кстати, она-то где?
- Не знаю. Еще с утра свалила, и с концами.
- Ладно, черт с тобой!* Только я буду лежать. О чем сочинение-то?
- О смысле сонета 66 В.Шекспира.
- Нет, Леха! Напоминает число Зверя. Точнее: «Здесь мудрость». Лучше жди мамашу.
- Да когда она еще вернется! Опять будет двойка!
- Ладно. Читай. Только не все сразу! Читай по предложениям. А то я опять вырублюсь.
- «Зову я смерть…»
- Хм…бывает. А почему?
- «Мне видеть не втрерпеж…»
- Уже яснее. Тебе, Леха, бывало невтерпеж?
- Бывало! И не раз.
- То-то, Леха. Вот, заруби себе на носу. Ты должен сызмальства быть внимателен к своему собственному опыту. В собственном опыте каждого человека всегда достаточно материала, чтобы быть умным своим собственным умом. Например, понимать, что чтобы увидеть дальше, надо подняться выше.
- И глубже тоже, батя! Я видел в фильме о войне, как хорошо с самолета видна подлодка, находящаяся в подводном положении.
- Ну, так может, ты сам напишешь сочинение?
- Нет, батя! Мне непонятно…
- Ну чего тут непонятного? Невтерпеж —* это когда очень хочется. В данном случае — очень хочется видеть. Давай, давай дальше.
- «Достоинство, что просит подаянья…»
- Леха, ты все правильно прочитал?
- Да. «Достоинство, что просит подаянья…»
- Мда. Ох! Голова! Ладно, записывай сразу. В этом сонете Шекспир написал, что ему до смерти хочется увидеть, как это достоинство может просить подаянья. Читай дальше.
- «Над простотой глумящуюся ложь…»
- Странно.* Неужели во время Шекспира людям еще не вешали лапшу на уши? Хотя, да, в его время еще не было телевизоров.
- В его время, батя, как нам рассказывали на уроке истории религий, была уже эта самая религия.
- Ох! Ну и замечательно. Значит,* дальше валяй сам.
- Нет, батя. Мне непонятно, почему ему это-то было невтерпеж видеть?
- Ох! Отстань… Да в гробу ему невтерпеж было это видеть!
- А «Ничтожество в роскошном одеянье…»?
- Что, так и написано?
- Да, слово в слово.
- А переводчик ничего не перепутал? Ох!* Даже в наше время за такие слова можно получить арматурой по голове! С королями не шутят! Это* что, последний сонет у Шекспира?
- Нет. Дальше еще почти девяносто.
- А в этом сонете что дальше?
- «И совершенству ложный приговор…»
- Ну, тогда точно в гробу! Ох!
- «И девственность, поруганную грубо…»
- Ох! Нет, Леха. С этим ты иди лучше к мамаше. Она тебе лучше объяснит.
- «И неуместной почести позор…»
- Ох! Повезло же этому Шекспиру! Жил бы он в наше время! В общем, как там у нас: «в гробу». Прибавь и это через запятую.
- А «И мощь в плену к немощи беззубой…»?
- Чего? Чего? Что-то мне такое даже в пьяных снах не снилось. Прибавь это через запятую после слов о «достоинстве, что просит подаянье». Ох! Голова! Скоро уж конец?
- Ладно, батя. Следующие три сроки я* сам поставлю после слов «в гробу». А вот это: «И праведность на службе у порока…»?
- Леха, окстись! Это же та же самая дурь, что* «достоинство» и «мощь».
- Извини, батя! А ты у меня умный!
- Запомни, Леха! На всю оставшуюся жизнь запомни: «Пьяный проспится, дурак никогда». Буду завтра тверезвый, скажешь, какую отметку получил.

[Юрий Зеленецкий]

В ЧЕМ А.П.ЧЕХОВ НЕ ДОТЯНУЛ ДО УРОВНЯ В.ШЕКСПИРА


Как хорошо, когда благоденствие человека основано на законах разума.

Пифагор




Однажды в письме А.С.Суворину А.П.Чехов написал замечательные слова: «Вы усвоили себе общее понятие, и поэтому газетное дело удалось Вам: те же люди, которые сумели осмыслить только частности, потерпели крах. В медицине то же самое…То же самое и в беллетристике. Термин «тенденциозность» имеет в своем основании именно неумение людей возвышаться над частностями».

И если Чехов не развил эти слова в достойное Шекспира понимание, то произошло это, скорее всего, по причине, на которую в письме Чехову указал Н.К.Михайловский: «Школа, однако, сделала, что могла, — приучила Вас к обрывочности и прогулке по дороге, не знамо куда и не знамо зачем».

Наверное, поэтому Чехов и оборвал свои слова в письме к Суворину именно там, где их продолжение напрашивалось само собой: «То же самое и в жизни. Жизнь истинно (По-другому излагая приведенную в эпиграфе мысль Пифагора, китайская пословица гласит: «У дурака и счастье глупое».) удается только тем людям, которые воспринимают ее не тенденциозно, а возвышается над ее частностями до уровня понимания, что истинно в общем есть жизнь».

И вовсе нет необходимости доживать до седины на висках, чтобы видеть, что поныне все люди вкладывают в слово «жизнь» самый разный смысл. Для одних жизнь — это еда и питье, для других — деньги, для третьих — власть, для четвертых, как пишут на заборах, — «дерьмо», для пятых, как пишут в стихах, — слава, и т.д., и т.п.

При этом анекдотичность и трагикомичность всего этого заключается еще и в том, что все эти люди «убеждены», что именно их частное и тенденциозное представление является единственно верным, и только их «жизнь удалась» (цитата). Поэтому Шекспир и написал в «Цимбелине» (перевод автора): «Я хотел бы, чтобы мы все были одного ума, и одного хорошего ума».

Естественно, поскольку Шекспир был поэтом, он сказал об этом и более высоким слогом в сонете 91 следующим образом:

Кто хвалится родством своим со знатью,
Кто силой, кто блестящим галуном,
Кто кошельком, кто пряжками на платье,
Кто соколом, собакой, скакуном.

Есть у людей различные пристрастья,
Но каждому милей всего одно.
А у меня особенное счастье, -
В нем остальное все заключено.

(перевод С.Маршака)

Наверное, С.Маршак извратил сонеты Шекспира не по злому умыслу. Ведь понимал же он сам: «Теряя время, мы теряем честь,// А совесть остается после срока». Но дело то в том, что две последние строки второй строфы этого сонета В.Шекспир написал так (выделения сделаны автором):

But these particulars are not my measure;
All these I better in one general best.

То есть их точный перевод должен быть примерно таким:

Постыдной частностей считаю власть я;
В понятьи общем дело все заключено.

Безусловно, недостаток подобного перевода в том, что он, некоторым образом, по смыслу, «шекспирестее» шекспировского оригинала, но при этом очевидно, что тот, кто сможет правильно сочетать в необходимом переводе благозвучность и размер стиха, и точность и ясность смысла, будет, уже совершенно точно, переводчестее всех переводчиков и англичанестее всех англичан.

Общее же понимание жизни Шекспир несет читателям почти во всех своих, в том числе и в сонетах, произведениях: жизнь есть то, в чем в каждый миг настоящего есть элементы и прошлого, и настоящего, и будущего, неразрывно, как три поколения людей, связанные. «Настоящее отягощено прошедшим и чревато будущим» (Г.Лейбниц). «Стоит только попристальнее вглядеться в настоящее, будущее вдруг выступит само собою» (Н.В.Гоголь). Более того, Шекспир отчетливо понимал (и поэтому он поминал Э.Спенсера) и большее, о чем он не раз говорил в сонетах: жизнь есть то, в чем в каждый миг настоящего есть элементы вечного.

Немногие для вечности
живут,
Но если ты мгновенным
озабочен —
Твой жребий страшен
и твой дом непрочен!

О. Мандельштам

Но уж этот-то мотив в произведениях А.П.Чехова не звучит даже отдаленным намеком.

[Юрий Зеленецкий]

В ЧЬИХ ПЕРЕВОДАХ НЕ СЛЕДУЕТ ЧИТАТЬ СОНЕТ 27 В.ШЕКСПИРА


Каждый ошибается в зависимости от своей пристрастности.
Вглядись в ошибки человека — и познаешь степень его человечности.

Конфуций



Сонет 27, пожалуй, самый коварный, поскольку наиболее просто, ясно и точно выявляет степень человечности его читателей. Ведь и написан он очень просто:

Weary with toil, I haste me to my bed,
The dear repose for limbs with travel tired,
But then begins a journey in my head,
To work my mind, when body's work's expired;
For then my thoughts (from far where I abide)
Intend a zealous pilgrimage to thee,
And keep my drooping eyelids open wide,
Looking on darkness which the blind do see;
Save that my soul's imaginary sight
Presents thy shadow to my sightless view,
Which, like a jewel (hung in ghastly night),
Makes black night beauteous, and her old face new.
Lo thus by day my limbs, by night my mind,
For thee, and for myself, no quiet find.

Для читателей, не знающих английский язык, ниже приводится взятый в библиотеке Мошкова вполне добротный подстрочник, выполненный А.Шаракшанэ:

Уставший от тягот пути, я спешу в постель,
сулящую желанный отдых членам, утомленным дорогой,
но тогда начинается путешествие в моей голове,
которое утомляет мой ум, когда труды тела закончились,
так как тогда мои мысли из далека, где я нашел пристанище,
отправляются в усердное паломничество к тебе
и заставляют мои слипавшиеся глаза широко раскрыться,
глядя в темноту, которую видят слепые,
но воображаемое зрение моей души
представляет моему невидящему взору твой призрак,
который, как драгоценный камень, витающий в мрачной ночи,
делает черную ночь прекрасной, а ее старое лицо -- молодым.
Вот так днем -- мои члены, а ночью -- ум,
ради тебя, и ради меня самого, не знают покоя.

Сразу же можно сказать, что и читать этот сонет следует только в поэтических переводах, подобных оному, выполненному автором этого же самого подстрочника:

Окончив путешествие дневное,
Желанный отдых телу дать могу,
Но только лягу, странствие иное
В бессонном начинается мозгу:

Где б ни пристал я, мысли — пилигримы
К тебе свой начинают дальний путь.
Я провожаю их в полет незримый
И век тяжелых не могу сомкнуть.

Зато души всевидящие очи,
Незрячему, мне дарят образ твой.
Он светится алмазом в черной ночи,
Потемки наполняя красотой.

Так днем тружу я тело, ночью — разум,
Покоя нас двоих лишая разом.

То есть, кратко, читать следует только такие поэтические переводы сонета 27 В.Шекспира, в которых, как и в переводе А.Шаракшанэ, не передается точное значение самого коварного слова оригинала — «shadow» (тень, призрак).

Соответственно, ни в коем случае не следует читать поэтические переводы, в которых перевод этого слова (обычно — «тень») присутствует. Навскидку, например, М.Чайковского, С.Маршака, И.Игнатовского, И уж тем более, автора этой заметки, поскольку в нем, в добавок ко всему, отсутствует осуществляемая перечисленными переводчиками замена слова «мысли» оригинала на слово «мечты»:

Уставший лечь спешу, спешу уснуть
И отдыхом дать телу насладиться,
Но сразу голова свой начинает путь,
И разум начинает мой трудиться.
Уходят мысли от меня так далеко,
К тебе влекомые стремлением одним,
Что чудится в глазах, раскрытых широко,
Та темнота, что видна лишь слепым.
Но даже в ней души воображенье
Находит тень твою, невидимую взгляду,
Что, как алмаз, несет преображенье
Для тьмы ночной и обновленье кряду.
И так покоя не дают и днем, и ночью сразу
Мне — мое тело, и тебе — мой разум.

В крайнем случае, ни в коем случае не следует проговариваться о своем знакомстве с такими переводами.

Иначе можно нарваться на упреки, мягко выражаясь, в непонимании, что в этом сонете мысли В.Шекспира устремляются к человеку, которого уже нет на этом свете, и даже тень которого уже не следовало бы беспокоить.

Правда, есть категория читателей этого сонета, пригвоздить которых к позорному столбу, является маниакальным стремлением автора этой заметки. Относятся к этой категории те, чье непонимание, что в этом сонете В.Шекспир беспокоит тень своего сына Гамнета, обусловлено единственно и только их бесчеловечностью. И выражается она в их маниакальном стремлении подыскать этому и всем другим сонетам В.Шекспира какого-нибудь другого автора.

[Юрий Зеленецкий]

ВЕЛИКИЙ СМЫСЛ СОНЕТА 82 В.ШЕКСПИРА


Благого лика естество, ты – свиток истины самой…

И.Насими


Представленный ниже перевод сонета 85 В.Шекспира с соответствующими комментариями в двух заметках автор этой заметки разместил в интернете где-то года три назад:

В моей косноязычной Музе тишь со светом,
Когда вокруг тебя ревут восторгов шквалы,
И Муза каждая спешит златым стилетом
Изящных фраз испещерить анналы.
Я мыслей правых полон, полны они словами;
Я им, как неуч-клерк, твержу «Амен»
На каждый гимн, что, споря с небесами,
Слов рафинированных полон перемен.
Восторженным словам вторю я: «Правда», «Так»,
И сам я не последний в хоре том,
Но мысль моя — моей любови знак —
Слов впереди идет, а не потом.
Цени их за слова, а мне ж достанет чести
За мысль, звучащую не здесь, не в этом месте.

После этого последовал разбор действительных смыслов других сонетов, выбираемых для разбора по принципу легкости этого смысла улавливания. То есть сонеты, смысл которых не удавалось понять сразу с первого или второго прочтений, оставлялись для разбора до более благоприятных времени, условия или состояния.

Наконец, на днях у автора дошли руки до сонета 82 В.Шекспира. И, наконец-то, пришло понимание и общности смыслов сонетов 85 и 82. Но главное состоит в том, что только теперь автор понял, что именно в сонете 82 прозвучала та мысль, о которой говорится в ключе сонета 85, и, самое главное, в чем эта мысль состоит.

Но сначала, естественно, текст оригинала сонета 85:

I grant thou wert not married to my Muse
And therefore mayst without attaint o'erlook
The dedicated words which writers use
Of their fair subject, blessing every book
Thou art as fair in knowledge as in hue,
Finding thy worth a limit past my praise,
And therefore art enforced to seek anew
Some fresher stamp of the time-bettering days
And do so, love; yet when they have devised
What strained touches rhetoric can lend,
Thou truly fair wert truly sympathized
In true plain words by thy true-telling friend;
And their gross painting might be better used
Where cheeks need blood; in thee it is abused.

Обращаю внимание читателей этой заметки, что ее автор для пояснения смысла оригинала приводит ниже скопированный из библиотеки Мошкова подстрочник А.Шаракшанэ, который в понимании этого смысла, по-бараньи, как и миллионы других баранов, следует за некими козлами, века назад якобы доказавшими, что большинство из первых 120 сонетов В.Шекспира посвящены выражению любви автора этих сонетов к некому молодому его современнику.


Я признаю, что ты не связан браком с моей Музой,
и, значит, можешь без позора для себя прочитывать
слова посвящений, которые пишущие употребляют,
говоря о своих прекрасных предметах, чтобы благословить каждую книгу.
Ты так же совершенен умом, как и внешностью,
и, находя, что твои достоинства превосходят мою хвалу,
ты вынужден поэтому искать снова
какую-то более свежую хвалу, несущую печать этого усовершенствованного времени.
Так и делай, любовь моя; но все же, пока они придумывали,
какие неестественные приемы может дать риторика,
ты, истинно прекрасный, был истинно отображен
в простых истинных словах своего истинного друга;
а их густую краску [грубую живопись] лучше бы применять там,
где щекам недостает крови; для тебя она неуместна.

Короче, только бараны не могут понять, что и в сонете 85, и в сонете 82, как и во многих других сонетах, их автор пишет о своей любви к человеку в общем и о своем понимании, что истинно в общем есть человек.

Но, похоже (поскольку остается еще много сонетов, в смысл которых автору еще предстоит вникнуть), только в сонете 82 В.Шекспир о человеке (и о каждом человеке) сказал (в свое время не зная этого) то же самое, что о человеке (и каждому человеку) сказал в приведенных в эпиграфе словах И.Насими.

Thou truly fair wert truly sympathized
In true plain words by thy true-telling friend…

Ты, истинно прекрасный, был истинно отображен
в простых истинных словах своего истинного друга…

В заключение, как всегда, в ожидании появления истинного Поэта и Человека, который только сможет перевести сонеты В.Шекспира должным образом, автор предлагает свой вариант перевода главного в сонете 82 третьего катрена:

And do so, love; yet when they have devised
What strained touches rhetoric can lend,
Thou truly fair wert truly sympathized
In true plain words by thy true-telling friend

Так делай, но всего лишь обретешь
Слова другие на других кругах;
Ты – истина, и истинно живешь
В моих простых лишь, истинных словах.

Впрочем, на всякий случай, наверное, стоит все-таки напомнить о словах, которыми некоторые переводчики начинают свои переводы сонета 8 В.Шекспира: «Ты – музыка…»

[Юрий Зеленецкий]

КАК ОБЪЯСНЯТЬ ДЕТЯМ СОНЕТ 61 В.ШЕКСПИРА

Приведенные ниже оригинал и подстрочник к этому сонету, выполненный А.Шаракшанэ, скопированы в библиотеке Мошкова.

Is it thy will thy image should keep open
My heavy eyelids to the weary night?
Dost thou desire my slumbers should be broken,
While shadows like to thee do mock my sight?
Is it thy spirit that thou send'st from thee
So far from home into my deeds to pry,
To find out shames and idle hours in me,
The scope and tenure of thy jealousy?
O no, thy love, though much, is not so great;
It is my love that keeps mine eye awake,
Mine own true love that doth my rest defeat,
To play the watchman ever for thy sake.
For thee watch I, whilst thou dost wake elsewhere,
From me far off, with others all too near.

По твоей ли воле твой образ не дает закрыться
моим тяжелым векам в томительной ночи?
Ты ли желаешь, чтобы моя дрема обрывалась,
когда тени, похожие на тебя, обманывают мое зрение?
Твой ли это дух, посланный тобой
так далеко от дома подглядывать за моими делами,
чтобы обнаружить у меня постыдные поступки и часы праздности,
в чем состоит цель и смысл* твоей ревности?
О нет: твоя любовь, хотя и сильна, все же не так велика;
это моя любовь не дает моим глазам закрыться,
моя собственная истинная любовь побеждает мой отдых,
чтобы мне быть в роли стража для тебя.
За тобой я слежу, когда ты бодрствуешь в другом месте,
далеко от меня, слишком близко к другим.

---------
* В оригинале --"tenure", что, по мнению исследователей, следует читать как "teno(u)r" (смысл, содержание).

Отсюда видно, что главной трудностью для всех взрослых людей является понимание и толкование смысла последних слов сонета - "(ты) слишком близко к другим". В какие тяжкие можно при этом пуститься можно показать на примере толкования этих слов автором этого же подстрочника в его же книге "Уильям Шекспир. Сонеты. Перевод и комментарий А.Шаракшанэ", выпущенной издательством "Менеджер" в 2009 г.:

"with others all too near - слишком близкий с другими. Поскольку речь идет о ночной поре, эта фраза звучит явным намеком на сексуальные отношения юноши с какими-то соперниками поэта".
Безусловно, представители другой ориентации и, кстати, анекдот, похоже, меньшинства, могут видеть на месте "юноши" представителя другого пола.

Но дело-то в том, что тогда, в обоих случаях, встает вопрос, насколько на деле велика в таких случаях любовь этих субъектов к автору сонета.
Так вот, естественно, в нежном и чистом детском возрасте все это совершенно не нужно знать. Детям всего-навсего достаточно знать, что английское слово "home" можно, а в данном случае и должно, перевести не только русским словом "дом", но и словом "семья".

Ну, а дальше все зависит от возраста ребенка. Например, школьникам, наверное, даже ничего больше объяснять и не надо.
Хотя, полезно все-таки и им объяснить на всю оставшуюся жизнь, что английская пословица «My home is my castle» имеет все-таки более глубокий смысл, до сих пор всем русским непонятный: «Моя семья – моя крепость».

Не стены дома делают его крепостью человека, а его дружная, спаянная взаимной любовью семья. И, может быть, когда-нибудь, русские только так будут проговаривать эту английскую пословицу правильно.

[Юрий Зеленецкий]

КАКИЕ ФИГИ ВИДЯТ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТОВ В.ШЕКСПИРА


Гляжу в книгу, вижу фигу.

Поговорка



Само собой разумеется, что люди, читающие сонеты Шекспира в переводах, видят в них фиги, нарисованные для них переводчиками. Люди же, читающие эти сонеты на языке оригинала, видят в них фиги в соответствии с богатством или пустотой своего воображения.

Пустым все пусто: мудрость, доброта;
И вонь своя милее.

(«Король Лир». IV,2, перевод М.Кузьмина)

Кстати, внимание тех, кого не убедила статья «О русском вкладе в творчество В.Шекспира», можно обратить на созвучие этих строк с русской пословицей: «Хоть гнило, да мило».

То же, что с воображением у читателей его сонетов не все ладно, в свое время заметил уже сам Шекспир, а потому в комедии с соответствующим названием «Как вам это понравится» он написал: «Когда чьи-то стихи не могут быть поняты, а добрый ум не поддержан его дерзким сыном — Пониманием, это скорее убивает человека насмерть, чем большой расчет в маленькой комнате» (III,3, перевод Т.Л.Щепкиной-Куперник).

И эти же слова Шекспира являются наилучшим доказательством того, что в его словах читатели вообще ни фига не видят и не чувствуют по нынешний день. Ведь, наверное, эти слова были написаны Шекспиром не только из сочувствия, например, Э.Спенсеру. В них он не в меньшей степени сетовал на непонимание читателями его собственных стихов. А все шекспироведы сходятся во мнении, что сонеты были в основном написаны Шекспиром именно ко времени написания этой комедии.

И большинство из них не преминули засвидетельствовать свою эрудированность, выражающуюся в понимании, что, говоря о «большом расчете в маленькой комнате», Шекспир напомнил читателям об обстоятельствах гибели К.Марло. Но некоторые «шекспироведы» не желают понимать этого недвусмысленного и авторитетного свидетельства, поскольку способны, как и подавляющее большинство других читателей, видеть у Шекспира только то, что они хотят видеть, и не видеть того, чего они видеть не хотят.

Сам Шекспир хотел, чтобы читатели видели в его сонетах мысли. А потому в последней строке сонета 26 он написал: «Пока же мог бы угадать, что прячет голова». В ключе сонета 85 он добавил:

Цени их за слова, а мне достанет чести
За мысль, звучащую не здесь, не в этом месте. (Перевод автор)

Но что могут увидеть в этих словах читатели, глаза которых поражены некой «куриной слепотой» («Все проделки лисы хитры только для курицы» — гласит армянская пословица.) или зашорены мнением Л.Н.Толстого, в статье «О Шекспире и о драме» безапелляционно заявившем: «Мысли и изречения можно ценить, отвечу я, в прозаическом произведении, в трактате, собрании афоризмов, но не в художественном, драматическом произведении, цель которого вызвать сочувствие к тому, что представляется.

И потому речи и изречения Шекспира, если бы они и содержали очень много глубоких и новых мыслей, чего нет в них, не могут составлять достоинства художественного поэтического произведения. Напротив, речи эти, высказанные в несвойственных условиях, только могут портить художественные произведения».

В Библии сказано: «Мертвые мухи портят и делают зловонной благовонную масть..,то же делает небольшая глупость уважаемого человека с его мудростию и честию». А глупость, высказанная в процитированных словах Л.Н.Толстого, не такая уж и маленькая.

И прежде всего она заключается не столько в честном признании им, что он ни фига в произведениях Шекспира не понял, сколько в прилюдно и громогласно выраженном им непонимании, что, вообще-то, литература, в том числе сказочная, возникла именно как способ донесения до людей идей, истин, мыслей, которые в определенных условиях в любом другом виде доносить до людей опасно или рано, в силу их, людей, незрелости.

При этом и нынешняя незрелость людей как раз и доказывается их неспособностью увидеть важные и опасные мысли уже в первом величайшем памятнике мировой литературы — в эпосе Гомера. А потому о своем знакомстве с произведениями Гомера и Шекспира лучше не поминать людям, не желающим оставить нерукотворный памятник своему невежеству.

Хотя, с другой стороны, такая же память останется и о людях, не читавших Гомера и Шекспира. Поэтому благополучно «проплыть» между этими Сциллой с Харибдой можно, только на деле показав свое истинное понимание произведений этих двух гигантов мировой литературы.

Кстати, когда сказанное здесь о Л.Н.Толстом дойдет до сознания церковников, то наши, скорее всего, снимут с него проклятие-анафему, а английские проклянут своих коллег, своевременно не отправивших в костер хотя бы книги Шекспира.

Мысли же Шекспира были поопаснее мыслей сожженного на костре Д.Бруно, помянутого Шекспиром в «Зимней сказке». И на эту чрезвычайную их опасность указывал уже Сократ: «Ибо тот, кто проникает в сущность звезд, атомов, вселенского коловращения, числа стихий и тому подобное, никогда не призовет на свою голову таких невзгод, как тот, кто затронет сущность человека»
.
И именно поэтому, польстив Сократу, о сравнении с ним Шекспира, написали на могильной плите последнего в Стрэтфорде-на-Эйвоне. Но в этой надписи до сих пор люди видят только некую фигу.

Сам же Шекспир в своем стремлении добиться понимания читателей был прямо-таки настырен. В дополнение к немногим словам в сонетах 26 и 85 он написал целый сонет 59:

If there be nothing new, but that which is
Hath been before, how are our brains beguiled,
Which, labouring for invention, bear amiss
The second burden of a former child!
O, that record could with a backward look,
Even of five hundred courses of the sun,
Show me your image in some antique book,
Since mind at first in character was done!
That I might see what the old world could say
To this composed wonder of your frame;
Whether we are mended, or whether better they,
Or whether revolution be the same.
O, sure I am, the wits of former days
To subjects worse have given admiring praise.

В своей обычной манере, С.Я.Маршак подставляет к носу читателей этого сонета крепко сжатый кукиш: «Вот вам, а не сонет Шекспира!»:

Уж если нет на свете новизны,
А есть лишь повторение былого
И понапрасну мы страдать должны,
Давно рожденное рождая снова, -
Пусть наша память, пробежавши вспять
Пятьсот кругов, что солнце очертило,
Сумеет в древней книге отыскать
Запечатленный в слове лик твой милый.
Тогда б я знал, что думали в те дни
Об этом чуде, сложно совершенном, -
Ушли ли мы вперед, или они,
Иль этот мир остался неизменным.
Но верю я, что лучшие слова
В честь меньшего слагались божества!

А.М.Финкель посовестливей, а потому его фига выглядит несколько размытой:


Когда и впрямь старо все под луной,
А сущее обычно и привычно,
То как обманут жалкий ум людской,
Рожденное стремясь родить вторично!
О, если б возвратиться хоть на миг
За тысячу солнцеворотов сразу
И образ твой найти средь древних книг,
Где мысль впервой в письме предстала глазу.
Тогда б узнал я, как в былые дни
Дивились чуду твоего явленья,
Такие ль мы, иль лучше, чем они,
Иль мир живет, не зная измененья.
Но я уверен - прежних дней умы
Не столь достойных славили, что мы!

Для желающих увидеть в этом сонете нечто иное, смысл его можно передать в следующем рифмованном переводе:

Коль нового под эти солнцем нет,
Признанья радость нам не суждена
Инвенции своей; найдут во мраке лет,
Что и она уж кем-то прежде рождена.
Была б такая летопись, что б в миг
Веков на пять назад перенесла и сразу
Явила мне твой образ средь античных книг,
С того момента, как стал зрелым разум!
Узнал бы я, что думал мир тогда
О чуде твоего, как музыки, строенья.
Мы впереди, или они, иль, как всегда,
Кругами все идет, без измененья?
Но я уверен, мудрецов былых стараньем
Сюжеты славились беднее содержаньем.

Значение слова «инвенция» и других слов этого сонета уже раскрыто автором в другой статье, а потому здесь можно ограничиться указанием на то, что на содержание этой инвенции Шекспир прямо указал в сонете 91. И является этим содержанием ни что иное, как истинное понимание, что (под ударением) в общем (general) есть человек. Именно это понимание имел в виду Шекспир, когда в сонете 26 писал:

Хочу вложить в основу твоих дум
Твое же о себе благое самомненье.

И именно его имел в виду Шекспир, когда в своем завещании читателям, написанном им в пьесе «Генрих VIII», поместил такие строки, которые в переводе бессовестно извратил Б.Томашевский:
Our content
Is our best having.
Наше (внутреннее) содержание
Есть наша лучшая собственность. (перевод автора)
Т
о есть при любом богатстве, в том числе знаниями, чинами, словами и т.п., человек нищ, если за душой у него истинного понимания, что (под ударением) в общем есть человек, на деле ни фига нет. У Шекспира же в сонетах такое понимание сущности человека есть. И увидеть его может каждый человек даже в изуродованных переводах, если только он захочет его увидеть.

Именно для таких людей в ключе сонета 59 В.Шекспир, упоминая о своих предшественниках, написал не о поэтах, художниках или скульпторах, и даже не о неких умах, как написал совестливый А.Финкель, а именно о «wits — мудрецах».

[Юрий Зеленецкий]

ДВЕ ИЗЮМИНКИ СОНЕТА 69 В.ШЕКСПИРА


Каждый слышит, чем дышит.

Б.Акуджава


Очевидно, подавляющее большинство читателей этого сонета полагают, что речь в нем идет об отношении окружающих к некому молодому джентльмену, к которому сам В.Шекспир питал некие чувства. Чтобы убедиться, что все далеко не так очевидно, обратимся к тексту оригинала.

Those parts of thee that the world's eye doth view
Want nothing that the thought of hearts can mend;
All tongues, the voice of souls, give thee that due,
Uttering bare truth, even so as foes commend.
Thy outward thus with outward praise is crown'd;
But those same tongues that give thee so thine own
In other accents do this praise confound
By seeing farther than the eye hath shown.
They look into the beauty of thy mind,
And that, in guess, they measure by thy deeds;
Then churls their thoughts (although their eyes were kind)
To thy fair flower add the rank smell of weeds:
But why thy odour matcheth not thy show,
The solve is this, that thou dost common grow.

В ожидании того времени, когда сонеты В.Шекспира переведет настоящий Поэт и Человек, автор предлагает свой вариант перевода, в котором во главу угла сам автор ставил точность передачи слов оригинала и их смысла.

Те части, что в тебе зрит мира глаз,
Сердца не видят исправлять нужды;
Един хвалы наружной правде глас
Всех душ, тех даже, в ком есть дух вражды.
Но внешности и внешний же почет.
Тех голоса изменятся тотчас
И зазвучат слова наоборот,
Кто дальше заглянет, чем видит глаз.
Они, твой ум, твои дела сравнив,
И доброту своих же глаз поправ,
Все мысли свои как бы оскопив,
Мешают к тебе запах сорных трав.
Но облик с духом как соотнести?
Отвечу: продолжаешь ты расти.

Итак, сомневаться в общепринятой трактовке смысла этого сонета заставляет уже одно только слово в первой же этого сонета строке – world. Это слово во всех английских словарях и во всех английских текстах, в том числе самого В.Шекспира, имеет только одно значение – мир. Но не просто мир, а мир в целом, весь мир. А если «люди», то все люди этого мира. Если «свет», то весь свет всего этого мира. И так далее.

Таким образом, в первой же строке этого сонета В.Шекспир ясно и точно дал понять, что речь в нем пойдет об отношении к некому объекту-субъекту не какой-то одной части этого мира, общества, света, а мира, света и общества в целом и в общем. То есть, соответственно, этим объектом-субъектом ни в коем случае не могло быть какое-то одно частное лицо.

Вторая изюминка видится в слове «churls» в одиннадцатой строке оригинала. «Then churls their thoughts…» В известных автору русскоязычных источниках по переводам этого сонета это слово переводят словом «скряги». И то, что именно такой же смысл в это слово вкладывают и носители английского языка элементарно доказывается тем, что в ряде английских изданий сонетов В.Шекспира, в том числе в экземпляре, находящемся у автора этой заметки, слово «churls», как обращение, выделяется запятыми. Чего не было сделано ни в первом издании сонетов 1609 года, ни во втором 1940 года.

И состоит эта изюминка в том, что, очевидно, и, кстати, совершенно естественно, в этом слове надо бы видеть не что иное, как совершенно обычное в английском языке, в том числе и у В.Шекспира, образование глагола из существительного. Таким образом, слова: «Then churls their thoughts…», - являющиеся продолжением предложения, начатого словами «They look..» так и следует переводить: «Тогда (они) огрубляют свои мысли, без оснований упрощают ситуацию…». И так далее. То есть, на деле, не доходят до сути, которая состоит еще и в том, что субъект-объект этого сонета еще просто-напросто несовершенен, и еще растет-развивается.

А потому, напоследок, остается только выразить надежду, что в будущем мир будет уже не таким скадерным на мысли об объекте-субъекте этого сонета, каким он (мир) является до сих пор, несмотря на заветы И.Насими, В.Шекспира и, как недавно понял автор этой заметки, царя Соломона.

[Юрий Зеленецкий]

ГЛАВНОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО СОНЕТА 69 В.ШЕКСПИРА


Как легко толкнуть их на дурное и губительное!
И будет гораздо труднее добиться от них чего-либо доброго.
При соответствующих обстоятельствах и почтенные горожане
и простонародье — все ведут себя как последняя мразь.

Т.Манн


На сегодняшний день число переводчиков сонетов В.Шекспира исчисляется уже десятками. Поэтому очень трудно в краткой заметке привести все конкретные примеры следования всеми ими одной и той же порочной линии и при переводе сонета 69 В.Шекспира.

На практике эта линия проявляется в переводе всеми переводчиками уже только одной первой строки этого сонета:

Those parts of thee the world’s eye doth view…

Те части тебя, которые видят глаза мира…

«Обстоятельства», мешающие переводчикам понять истинный смысл этой строки, конечно, могут быть разными у разных переводчиков. Но есть среди них «обстоятельства», для всех переводчиков общие.

Прежде всего, все переводчики подгоняют свои переводы под общую схему понимания, что в основном сонеты Шекспира посвящены некому частному лицу. Поэтому в подавляющем большинстве переводов этой строки начисто отсутствует слово «мир», этому пониманию противоречащее.

При этом даже те переводчики, которые все-таки добросовестно слово «world» переводят, всеми силами, как, например, Андрей Кузнецов, стараются и его впихнуть в прокрустово ложе общей схемы:

«Во внешности твоей, что видит мир…»

Наверное, от переводчиков сонетов Шекспира, действительно, уже никогда не добиться ничего доброго. Поэтому остается только надеяться, что остальная часть общества все-таки еще «жива для чести» понимания следующего.

Слово «мир» в этом сонете Шекспира указывает на то, что в нем речь идет не о каком-то частном лице. А слово «части» указывает на то, что речь идет не о частностях. То есть это слово в этом сонете имеет тот же смысл, что и слово «particulars» в шекспировском сонете 91. Соответственно, и оба эти сонета близки по смыслу. В них обоих речь идет о человеке в общем.

Но главная беда и переводчиков сонетов Шекспира, и общества в целом как раз и заключается в том, что понять это можно, имея не столько даже, как написано во второй строке этого сонета, «the thought of hearts» — мысль сердец, сколько сердца, которые живы для мысли о таком человеке.