На следующий день у маяка столпотворение. Впрочем, заметили удавленика ещё вчера, но пока сообщили, то, да сё…. Смельчаков забраться не нашлось. И вот с утра милиция, пожарные, зеваки…. Впрочем, огнетушители приехали зазря – их лестницы только до второго звена хватало, на каланче таких двенадцать.
Какой-то пьяный шалопай в герои рвался:
- Залезу за пузырь.
Мильтоны его сначала от вышки отгоняли, а потом с собой забрали – вернулись без него, с биноклем.
- Кажись, вояка.
Послали за военными. Те тоже вокруг вышки походили, в бинокли посмотрели, поехали считаться. Вернулись:
- Все на месте.
Так день прошёл. Всю ночь у маяка стояла милицейская машина. Лишь утро осветило крыши, народ из посёлка валит – слух прошёл, что удавленика снимут вертолётом. Ну, как бывает в фильмах – машина зависает, по трапу спускается герой…. У маяка все в сборе – милиция, командование аэродрома, пожарные зачем-то. Ждут вертолёт. Он появился, сел неподалёку. Посовещавшись с руководством, вертолётчики вновь подняли машину в воздух, сделав круг, над вышкою зависли. Ниже, ниже…. От винта по травам побежали волны. Срывает кепки, треплет волосы и уши заложило.
Вдруг шпиль сложился, рухнул на площадку вместе с Бровкиным. Бревно, откуда-то сорвавшись, кувыркаясь, полетело вниз. Народ шарахнулся от маяка. А у меня сердце защемило – чёрт, мог бы так и я!
Подполковник авиации бегом к «УАЗику» и в говорилку:
- Тра-та-та-та…. вашу мать! К ядреней фене улетайте!
Вертолёт, чуть приподнявшись, взял курс на аэродром.
День закончился в бесплодных разговорах. Народ судачит – кому-то надо лезть. Но начальство всё решило по-другому. Наутро подогнали трактор – огромнейший бульдозер из карьера. Основание маяка опутал стальной трос. Зевак оттеснили на безопасное расстояние. Трос натянулся – маяк охнул, подломился и рухнул, взметнув облако пыли и пепла. Нет, то был не пепел – труха древесная, кружась, накрыла всю ближайшую окрестность. Прощай достопримечательность Увелки, свидетель моей отваги глупой!
Когда из-под обломков Бровкина достали, народ за животы схватился:
- Ну, лиходеи! Ну, забавники!
Майор милиции в сердцах фуражку натянул на брови:
- Гад буду, если не дознаюсь. Вот тогда попляшут у меня.
Нам его клятва не понравилась.
- Линять надо, - сказал Нужда.
И Пашка согласился:
- А я сегодня ж к тётке в Златоуст уеду.
Гошке некуда линять. И мне придётся за компанию страдать, трястись от страха в ожидании ареста.

18

Но жизнь – непредсказуемая штука.
Дома отец:
- Поедем к деду сенокосить.
Кинул в мешки (они специально из брезента сшиты и крепились по бокам у заднего сиденья мотоцикла) сети, лодку надувную, и мы поехали в деревню. Петровка вся жила последним происшествием. Механизатор чинил свой трактор, и то ли где искра случайно проскочила, то ли чиркнул спичкой неудачно, прикуривая – вдруг вспыхнула на нём пропитанная ГСМ одежда.
Дед Егор Иванович:

Замечательно!!!

Жду продолжение!

Очень жду!

- Огненным столбом носился. Его б догнать, сбить с ног, землёю забросать. Да где там – не смогли. Сам упал. Когда в больницу повезли, ещё дышал, а там скончался.
Ночью приснился сон. Иду я по Петровке – пусто, тихо и потому тревожно. Вдруг из-за угла Человек Огня (весь из огня – руки, ноги, голова) орёт:
- Ага, попался!
Я через улицу стремглав, на лавочку запрыгнул, махнул через плетень. Он следом, и за ним занялся пламенем плетень. Подумал, этак он село спалит, и припустил до озера. По мостику промчался, на котором бабушка половики стирает, и в воду сиганул.
Утром отец:
- Горазд же ты пинаться. Что сон дурной?
- Ещё какой! – и рассказал.
Погода скуксилась – утреннее небо из края в край забито дождевыми облаками.
- Ой, как не вовремя, - заохал дед, но сел на Тарпоган (мотовелосипед) указывать дорогу.
Приехали. Пока отец лодку надувал и сети ставил, я выкосил кружок, дед нарубил жердей – из свежих и пахучих трав мы сделали шалаш. Егор Иванович развёл костёр, поставил рогатульки, повесил котелок, шурпу (похлёбка из картошки с салом) варить. Мы взялись за литовки. Косить траву отец меня учил давно. Я когда ещё маленьким был, в руках литовку удержать не в силах, ходил по ряду за отцом – смотрел, как косит он. Мне чудились картины битвы: отец – былинный богатырь, литовка – меч, а травы – полчища монголов. Отец переиначил всё по своему – расхвастал мужикам:
- За мною ходит по пятам, силёнок нет, но голова работает – всю технику отцову перенял. Теперь попробуй, угонись за ним.
И сейчас мы шли с ним шаг в шаг – только что литовка у меня в руках поменьше и ряд получается поуже. Не заметили, как полдень подоспел, и кашевар зовёт к обеду.
Поев, отец прилёг:
- Хорошо косить – не жарко.
Дед:
- Да кабы дож-то не пошёл.
И накликал. Пошёл – мелкий, нудный, частый. Шуршит в листве, шуршит в траве, будто змея к лягушке подбирается.
- Грибной, - отец залез в шалаш. – Сынок, айда-ка прикемарим пару часиков - глядишь, пройдёт.
Но не прошёл. Затушил костёр. Испортил настроение деду.
- Надо сворачиваться.
Отец, поспавший два часа, поднялся бодрым:
- Косить-то хорошо.
- Ага, испортите покос. А друг зарядит на неделю?
И батя сдался:
- Ну ладно, мокрым в шалаше ночёвка – тоже не курорт. Езжай, Егор Иваныч – сети сниму, и мы тебя догоним. А ты, сын, залезай в шалаш – успеешь по дороге взмокнуть.
Вдыхая ароматы скошенной травы, прислушиваясь к шёпоту дождя, я думал – как здорово, однако, жить в лесу. Нет ни страха, ни сомнений – а почему? Да потому что рядом отец. А я-то убежать хотел из дома.
В дождь, говорят, хорошо спится. И не заметил, как уснул. Но, кажется, лишь на мгновение, потому что слышу вдруг шаги - нет, не шаги, а ритмичные потрескивание, попшикивание приближаются. Ещё не вижу, но знаю – сюда идёт Человек Огня. О, Господи! Что предпринять? Сорваться и бежать иль затаиться в ворохе травы. Может, закричать – отец не далеко, услышит.
Голос отца:
- Сын, спишь? Вставай – поехали.
Так спал я или нет? И этот Огненный Мужик – он что, всю жизнь будет меня преследовать?

Замечательно!!!

Два дня пережидали непогоду, потом вернулись в лес – косили, сгребали подсохшую траву, копнили, стаскивали копна в стог. Под копёшку сена протолкнём две жерди, нам с дедом по концу, а два отцу – вот так и тащим. Спилили огромную берёзу, на неё поставили зарод.
Егор Иваныч:
- На осень прошлогодней хватит, но только ляжет снег, подгоним трактор – и айда, пошёл.
Спали в шалаше. Дед с поля привёз полыни, настелил – и аромат, и комары носа не суют. Ели уху, шурпу, грибами приправляли суп. Пока мы упираемся, дед домой смотается – курятины варёной привезёт. Крышку с кастрюли снимет, сунет мне под нос:
- Бабка гостинец выслала – переживает: как там внучок.
А в кастрюли блинчики в меду. И кринку молока дед не забыл. Моя любимая еда!
Отец посмеивался:
- Смотри не лопни – такого аппетита дома не являл.
Дед уважительно:
- Работником растёт.
Отец:
- Агарковская кровь.
- Ну-ну….
Отстрадовали. Отец хотел домой уехать в тот же день, но дед вцепился:
- Обижаешь, зять. Бабка тут жарит, варит, парит…. Стол накроем, соседей позовём.
Отец:
- Ладно, только без соседей. А то, как загуляем, и завтра не уедем.
Дед:
- В чём тут грех?
Отец усмехнулся – наверное, подумал: вот Шилкина порода.
Поели, выпили, запели. Я заскучал. Отец, наверное, тоже. Зовёт:
- Пойдём, искупнёмся.
Вышли со двора.
- Петровка. Здесь же молодость моя прошла.
Спустились к озеру, поплавали.
Отец, одеваясь, рассказал:
- Как-то с приятелем поплыли поохотиться на уток. На середине лодка кверху дном. Ружья утопили, самим бы не уйти на дно – за плоскодонку держимся, орём. Да разве кто услышит? Кому-то надо плыть. Я скинул сапоги – держись, друган. До берега добрался, нашёл другую лодку и спас приятеля.
- А ружья так на дне остались?
- Да проржавели уж давно. Вот сапоги б достать – резиновые, им ни чёрта не будет.
Берегом прошлись, поднялись переулком.
- Смотри, вот дом брата Фёдора.
Я вывеску прочёл:
- Да тут же «Почта».
Это теперь. А раньше Фёдор жил с семьёй. Все померли, а дом продали государству.
Остановились у покосившегося, заброшенного строения.
- Когда-то кузня здесь была – горн горел, звенела наковальня. До войны Трофим Пересыпкин работал молотобойцем. Помнишь? Да мы ж были у него. Живёт на берегу озера, один, за Каштаком. Геройски воевал – Героя дали. А теперь блажит – хотя, наверное, контузия.
К церкви подошли.
- На колокольню лазил?
- Не, Сашка Саблин лазил – я внизу стоял.
- Залезем?
- В окно что ли?

Замечательно!!!

Жду продолжение!

Очень жду!